Значит - сердце живое... Увы, не у всех

Этот рассказ Галины Петровны Патракеевой совсем не новогодний... Но мы решили его поставить именно в этот номер газеты с одной единственной целью: чтобы в череде и чехарде праздничных дней наши читатели не забыли о тех, кто рядом, кто хочет тепла и ласки, доброго слова и поддержки... И хотя в нашем случае речь идёт о детях, но, пожалуйста, помните и о своих родных и близких людях - бабушках и дедушках, папах и мамах, ведь для них даже небольшое внимание с вашей стороны - уже праздник...

В нашей жизни немало интересных историй. И, наверное, каждый из нас мог бы что-то вспомнить, о чем-то рассказать. Одно только "но". Наш круг общения не столь широк, а личный опыт ограничен. И всё-таки… Стучат колеса под ногами, поезд набирает скорость, за окном мелькают огни ночного Екатеринбурга. Как красив город! Невозможно оторваться от чудного, живого, горящего тысячами светящихся окон, длинных улиц, освещенных ночными фонарями, бегущими радугами витрин и разноцветных реклам, и кажется, что всё это обилие света и цвета утопает в темном ночном небе, усеянном и без того яркими звездами. А поезд мчится вперед. А душа кричит:

"Я запомню навсегда!

Миг, который не вернется,

А в глазах моих зажжётся

Та вечерняя звезда!".

Но довольно лирики. К сожалению, в жизни не всё так сказочно красиво. Не все так ярко и блестяще, и если опуститься с небес на грешную землю, то невольно останавливается рука, и я думаю: "А нужно ли говорить, а тем более писать об этом?" Но ведь жизнь наша непредсказуема. И как знать, может это послужит кому-то уроком, поможет, подскажет, наведет на путь. Пусть это будет даже один человек, а если более… Пишу. Вагон, в купе нас трое: три женщины, три судьбы. Ну, о моей судьбе все знают, ничего особенного. А вот у Ирины (мы познакомились на вокзале). Она подошла, спросила на какой я поезд, узнала какой вагон и сказала: "Давайте ждать вместе. Ведь мы с вами в один вагон". Потом мы шли вместе на платформу, устраивались в одном купе. И вот сидим друг против друга. Она рассказывает о себе. За окном ночь. А она все говорит и говорит. Я слушаю и думаю, что, видимо, иногда это нужно - высказаться, выговориться. Пусть незнакомому человеку, просто попутчику. Наверное, так даже лучше. Ведь знакомому иногда не все можно рассказать. А так расскажет и ей станет легче. А судьба у Ирины интересная. И мне бы хотелось рассказать о ней. Но, слушая Ирину, я как-то случайно задержала взгляд на третьей нашей попутчице. Она сидела сбоку, в проходе, смотрела в темное окно, мне кажется, она сидела не шевелясь, как будто каменная. Осветило, и я увидела, что по щеке ее катится слеза. Темно, никто не видит, а она сидит и молча плачет. Что с ней? Ведь слезы просто так не потекут. Спросить, но как? Плачет, значит так надо, значит горе у нее. Значит, хочет справиться с ним сама. Все мы разные. Одни ищут утешение в общении, другие держат в себе. Одни сильные, другие наоборот. На рассвете подъезжаем к Тюмени. Я так и не уснула. Ирина посапывает. Третья женщина все смотрит в окно. Слез нет. И то хорошо. Я встала, умылась, сходила за горячим чаем. Принесла два стакана. Поставила на столик в проходе, достала бутерброды, печенье, конфеты. Села напротив и пригласила на чай. В ответ услышала тихое: "Спасибо". Лицо, опухшее от слез, взгляд, понятно, безрадостный. Чай выпила. "Еще?".

-Нет, спасибо. И вдруг она спросила. Это было для меня неожиданно и в то же время желанно - ведь я хотела принять участие в ее судьбе. Только что я могла? Разве только узнать, разве только выслушать, разве только посочувствовать?

-Хотите знать - почему я плачу?

-Хочу.

Она замолчала, как бы собираясь с мыслями и всхлипнув, тихо проговорила: "Я сына не смогла найти". Оглушенная я молчала. А в ушах стучало: "Сына не смогла найти! Сына не смогла найти! Сына не смогла...". Наконец-то глубоко вздохнула и выдавила из себя: "Как это не смогла найти? Вы что? Как же это случилось? И услышала покаянное: "Я виновата, виновата, виновата!" Я поняла, что говорит она это не мне, а себе…

-Я стану другой. Я стану хорошей. Только бы мне его найти. Я буду другой. Я все сделаю для него. Я два дня рыскала по городу. Его видели на вокзале, в переходе. Я шла по его следам. Прихожу, а его нет. У меня кончились деньги. Где он? Как он? Знаю, что жив. Я найду его!

-Сколько ему лет?

-Двенадцать.

-В милицию обращались?

-Конечно.

-Значит, найдете. Надо возвращаться и искать. Как вы его потеряли?

-Я живу и работаю на железной дороге. На нашем полустанке пассажирские не останавливаются, кроме электрички, а вот грузовые стоят долго. Первый раз он в Тюмень уехал, когда ему было 5 лет. Нашли быстро - на вокзале. В прошлом году - в Свердловске, и вот опять.

-Почему же ваш сын бежит от вас? Ему что плохо дома?

Она опустила глаза.

-Мы жили с ним вдвоем, все было хорошо, и тут я приняла мужчину. Ну, выпивали тогда… Сашу, сына, учила уважать старших … Я ведь - все для него… Значит не все - так и хотелось сказать, но язык не поворачивался. Она ведь сама знает и жестоко за то наказана. Мы молча смотрели в окно.

-А у вас есть дети? -Нет.

-Так вы меня не поймете.

-Да, в силу своего здоровья, я не мать. Но я тебя понимаю, и хочу тебе сказать, что больше чем тебя понимаю твоего сына. Я работала в школе с маленькими детьми. Много их прошло через мои руки, через мое сердце. Я видела детей из благополучных семей и не очень благополучных, неполных семей. Конечно, у них разные условия, ведь достаток в семье много значит. Но кроме сытного стола, нужны ребенку внимание, я бы сказала понимание, ну, и, конечно, забота, поддержка и умный дружеский совет. А от кого же все это получить, как не от родителей? Я помню мальчика Вову Фролова… Его привезла мать, и уехала, оставив сестре. Ребенок - чудо: тихий, скромный, симпатичный. Я и сейчас вижу его глаза - темные, покорные, грустные. Я не думаю, что его обижала тетя. Но в его глазах не было радости. Почему? Да скорей всего он скучал по самому дорогому, родному человеку - маме. И, конечно, ждал ее. Они вскоре уехали. Но я думаю, Вова дождался-таки свою маму. А у меня долго за него болела душа. А вот еще семья: муж, жена и двое детей… У нас их приезжими называли. Девочка Нина училась в 3-м классе. Училась хорошо, старательная. Брат у нее 4-х лет. Родители выпивали. Скандал очередной… И в результате мать увезла "скорая". Сделали операцию, спасли. Отца или сожителя судили. Детей - в детдом. Мне их пришлось везти в Тюмень. Собирали всей деревней. Одели, обули потеплее, нанесли всего - жалели детей. До центральной усадьбы (Орлово) увезли на лошади, это было зимой, а там председатель сельского Совета отправила на попутной машине - самосвале до ст. Омутинское. Купила билеты, сидим, ждем поезд. Мальчику не сидится. Нина осталась с вещами, а мы вышли на перрон. Возвращаюсь, смотрю - к Нине подсела молодая женщина с младенцем на руках. Я ее видела в соседней деревне Гоглино. Что она делает на станции с малышом? А она, узнав у Нины куда мы едем, стала просить, чтобы я забрала и ее ребенка. Я кое-как отвязалась от нее, пригрозив милицией. Поезжай, говорю, сама и сдавай его, если у тебя совести нет - возмущению моему не было предела. После возвращения из Тюмени, я хотела ведь найти ее и забрать ребенка себе. Меня кое-как отговорили. Остановило лишь сознание того, что через годы она одумается, повзрослеет и захочет вернуть ребенка.

…Приехала я с детьми в Тюмень, в детский приемник. Отдала документы на них. Мальчика сразу постригли наголо и повели, предложив мне посмотреть. Большая комната, очень много детей, наверное, человек пятьдесят, взялись за ручки и образовали два круга - один поменьше, другой побольше снаружи. Шли по кругу и пели. С ними двое взрослых - воспитатели, видимо. Федю поставили в круг, и он пошел, взяв за руки детей. Вот и все… Пошел так легко и просто. Хотелось бы узнать, как и когда он вышел. С Ниной было сложнее. Вернувшись в приемник, я застала ее в слезах, осматривая ее голову, нашли насекомых. Решение было категоричным - стричь наголо. Нина кинулась ко мне, вцепилась и со слезами умоляла не оставлять ее здесь. Кое-как оттащили ее от меня. Я вышла, села на крыльцо и заплакала. Мне было жаль девочку. Вытерев слезы, я рванула дверь: "Я должна встать на ее защиту". Я убеждала всех, что нельзя так, нельзя наносить ребенку такую травму. Девочке нужны волосы, у нее косы, банты. Давайте я схожу в аптеку, куплю нужное средство, сама обработаю. Поместите ее отдельно от всех, если нужно я могу с ней остаться? Средство нашлось. Я уехала, убедившись, что Нину не обидят. Ведь дети и так страдают от всего случившегося с ними. Через месяц мать выписалась из больницы и уехала, пообещав всем забрать детей из детского дома. Прошло больше года. Вдруг стук в дверь, открываю и сердце мое замерло - передо мной мать детей в сильном подпитии, а за ней незнакомый мужчина, очередной муж, наверное. Пришли ко мне с благодарностью. "Не пущу", - подумала. Но очень хотелось узнать - где дети, что с ними. Оказывается, она все еще собирается их навестить, а потом и заберет. Нам не о чем было говорить. Горько и обидно сознавать то, что дети ждут ее. Ведь она их мать. Дождутся ли?...

Поняла, Катя? Ищи своего сына и не теряй его. Вы очень нужны друг другу. Знаешь, я рада тому, что плачешь. Это значит сердце живое, доброе, чуткое...

Зашли новые пассажиры. Мы сидели втроем, нас сблизили эти несколько часов. В Заводоуковске провожали Ирину. Потом сошла Катя. На прощание я услышала: "Спасибо вам за ваш рассказ. Я буду помнить его всю жизнь".

За окном разгорается

В небе жаркий костер…

Мчится поезд, качаясь,

И зовет на простор…